Проводник смерти - Страница 78

— Ну и отлично, — устраиваясь на сиденье, заявил Игорь. — Значит, явимся вместе. Будет, с кем поговорить. Терпеть не могу болтаться среди полузнакомых людей, как это самое в проруби… и сказал бы что-нибудь, да боишься опозориться. У всех, понимаешь, высшее образование, все о возвышенном толкуют, все между собой знакомы, а ты ходишь между ними валенок валенком, даром что брат именинницы. Вот так походишь-походишь, глядишь — и уже пьяный, и все на тебя смотрят, как солдат на вошь: чего с него, необразованного, возьмешь? И Таньке неудобно, и самому противно…

— Вот не знал, что ты с комплексами, — заметил Илларион, запуская двигатель. — Нарядился, как президент банка, а сам с комплексами.

— А, это. — Игорь окинул себя неуверенным взглядом. — Что, совсем по-дурацки выгляжу?

— Наоборот, — искренне возразил Илларион, включая указатель поворота и глядя в зеркало заднего вида на неуверенно ползущий по слякоти «москвич». Выглядишь на порядок лучше, чем раньше. Как будто наследство получил.

Ему было тошно от самого себя, но он словно против собственной воли все время задавал Тарасову наводящие вопросы. «Скотина Сорокин, — подумал Илларион, трогая машину с места. — Заразил меня своими ментовскими штучками.»

— Да какое наследство! — Тарасов махнул рукой. — Это Татьяна на меня наехала: не смей, говорит, являться ко мне на день рождения в таком виде. И вообще, говорит, выбрось эти тряпки и оденься как человек, зарплата позволяет. Я подумал: а что? В самом-то деле, чего я хожу, как бомж? Я теперь парень холостой, неженатый, зарплата и в самом деле позволяет… На что мне, черт дери, копить? Для кого экономить? А так, глядишь, какая-нибудь девушка посмотрит-посмотрит, да и западет — если не на меня, так хоть на новые ботинки.

— Гм, — сказал Илларион. Горячая речь Тарасова показалась ему чересчур горячей и не слишком убедительной, хотя придраться, вроде бы, было не к чему.

Илларион подумал, что это яд подозрения отравляет его мозг, искажая все, что он видит, придавая всему уродливые, мрачные очертания. Эта мысль заставила его нахмуриться.

— Ты чего хмуришься, командир? — спросил Тарасов, заметивший его пантомиму. — Голова болит?

— Клапана стучат, — сказал Илларион первое, что пришло в голову.

Тарасов склонил голову на бок, прислушиваясь к ровному урчанию двигателя.

— Показалось тебе, командир.

— Значит, показалось, — сказал Илларион и напомнил себе, что он едет на день рождения к любимой женщине, и значит, должен соответствовать случаю, а не смотреть бирюком, измышляя способы ущучить ее брата.

«Лендровер» разминулся с милицейским «уазиком», и Забродов невольно покосился на Игоря, чтобы посмотреть, как тот реагирует на милицию. Тарасов, как и следовало ожидать, не обратил на машину блюстителей порядка ровным счетом никакого внимания. Он сосредоточенно копался в многочисленных карманах своей куртки, что-то разыскивая. Во рту у него торчала неприкурениая сигарета. Наконец Тарасов нашел то, что искал, и чиркнул колесиком архаичной медной зажигалки. Иллариону показалось, что зажигалка имеет цилиндрическую форму, и еще ему почудилось, что он ее уже где-то видел — ее или точно такую же, причем не у Игоря, а у кого-то другого.

Тарасов положил зажигалку обратно в карман, не дав Иллариону как следует рассмотреть ее. Забродов не стал просить его показать зажигалку, но дал себе слово в ближайшее время подержать ее в руках и попытаться вспомнить, где видел похожую.

Расплескивая грязные лужи, «лендровер» свернул во двор и остановился напротив подъезда Татьяны. Илларион заглушил двигатель и затянул ручной тормоз.

Тарасов уже поднял воротник и положил ладонь на ручку дверцы, готовясь нырнуть под мокрый снег, который незаметно превратился в ледяной монотонный дождик, но Илларион остановил его, положив руку на плечо.

Игорь обернулся.

— Что, командир? — спросил он.

— Да черт его знает, — сказал Илларион совершенно искренне. — Как живешь, сержант?

— Ты чего, командир? Видимся же, считай, каждый божий день. Нормально я живу, не жалуюсь. А вот у тебя, я вижу, что-то не в порядке. С Танькой, что ли, поссорился? Так это ерунда, помиритесь. Она же на тебе помешалась, только и слышишь от нее — Илларион да Илларион, ни о чем другом говорить не может. Сроду с ней такого не было. Прямо заколдовал ты ее. Так что не горюй, все будет в норме. А хочешь, я с ней поговорю? Она у меня умная, все понимает, не то что некоторые, которым только шмотки да косметика от мужика нужны… чтобы, понимаешь, других мужиков клеить. Так поговорить с Танькой?

— Не надо, — сказал Илларион, стараясь не отводить глаза. — Я с ней не ссорился. Как можно с ней ссориться, сам подумай?

— Еще как можно! — Тарасов рассмеялся, сверкнув крепкими зубами. — Мы даже дрались, помню, лет до пятнадцати. Она, зараза, крупная была, а я мелкий такой, все норовил за волосы ее… они у нее длинные были, не то, что теперь.

— Позорище, — сказал Илларион и перегнулся через спинку сиденья, чтобы взять букет. — Стыд, срам и безобразие. А еще сержант спецназа, командир экипажа спасателей!

— Так это когда было! — ответил Игорь.

— Да, сказал Илларион, — время идет. Подержи букет, я запру машину.

Глава 15

В полутемной комнате медленно перемещались в танце пары. Пар было немного, но в однокомнатной квартире Татьяны Тарасовой не хватало места даже для такого мизерного количества танцующих, и они все время сталкивались, цепляясь локтями. В комнате было душно, по запотевшим стеклам тек конденсат, а торшер в углу светил как бы сквозь туман — на кухне засели курильщики, и дым через открытую дверь расползался по всей квартире. Илларион нарисовал на запотевшем стекле улыбающуюся рожицу и тут же стер ее — нарисованная улыбка получилась печальной.