Проводник смерти - Страница 91

Татьяна ответила сразу, как будто сидела у аппарата, ожидая звонка. Так оно, скорее всего, и было, и от этого Забродову сделалось еще хуже.

— Где ты бродишь, Забродов? — повторила Татьяна неуклюжий каламбур очкастого Санька.

— По горам, по долам, по дальним странам, — ответил Илларион. — За тридевять земель, в тридесятом царстве… Нет, так не пойдет. Знаешь, Кареев убит.

Он очень надеялся, что не переоценил ее силы, и он не ошибся. Татьяна молчала всего несколько секунд, а потом спросила:

— Как это произошло?

Ее голос звучал почти спокойно, и Илларион был ей за это благодарен.

— Милиция считает, что его убил случайный грабитель.

— Чушь.

Это тоже было сказано спокойно, но с огромной убежденностью.

— Я тоже так считаю, и, по-моему, кое-кто в МУРе со мной согласен. Но дело не в этом. Мне нужна твоя помощь.

— Я слушаю.

— Давай договоримся сразу: потом, когда все закончится, ты можешь меня презирать, ненавидеть и вообще не замечать, но сейчас ты должна мне помочь.

— Многообещающее вступление, — сказала Татьяна. Несмотря на шок, в ее голосе звучала ирония, и Илларион подумал: в самом деле, что бы делала наша интеллигенция, не будь на свете такой чудесной вещи, как ирония? Вымерла бы к черту, как динозавры. Вот вам и новая естественнонаучная теория: динозавры вымерли из-за нехватки чувства юмора. Счастливчики.

— Ты знаешь, кто такой Муха? — спросил он.

— Что-то слышала. Какие-то сплетни. Вроде бы какой-то супермен, который забирается на верхние этажи прямо по стене…

— Это не сплетни. Кареева убил Муха. Залез в окно и убил.

— На двенадцатый этаж?! — Татьяна вдруг замолчала, и Илларион готов был поклясться, что знает, о чем она думает.

— Илларион, — очень серьезно сказала она после паузы, — только не говори, что ты думаешь, будто…

— Я ведь предупредил тебя, — сказал он. — Я знаю, это, наверное, жестоко, но мне нужно, чтобы ты ответила на мой вопрос: куда мог пойти Игорь, зная, что его преследуют?

— Я не знала, что ты на это способен, — сказала Татьяна. Теперь ее голос звучал холодно и сухо, напоминая шелест ледяного ветра над заснеженным полем.

— Бывают ситуации, — сказал он, почти насильно выталкивая из себя слова, — когда личные привязанности перестают иметь значение.

— Я не имела в виду личные привязанности, — все тем же бесцветным, ломким голосом ответила Татьяна. — Я имела в виду глупость.

— Глупость… Что ж, наверное. Но у него зажигалка Кареева. Та самая, из пулеметной гильзы, помнишь?

— Нет, не помню.

— Это именно та зажигалка, сомнений быть не может. И когда я ему об этом сказал, он прыгнул в машину и умчался так, словно за ним гнались черти.

— Что же ты его не догнал?

Звучавшая в ее голосе холодная насмешка заставила Иллариона снова стиснуть зубы. «Так тебе и надо, старый дурак. Ничто не остается неизменным, все расцветает только для того, чтобы деградировать и умереть буквально все, и ты не исключение из этого правила.»

— Не получилось, — сказал он.

— Я знаю, куда он мог поехать, — после паузы заговорила Татьяна. Вчера вечером он сказал мне, что виделся с Вагиным.

— С Виктором?

— Вы знакомы? Ах, ну да, конечно… Раз он сослуживец Игоря, то и твой тоже. У Вагина на меня огромный зуб, и они почти перестали видеться. А вчера Вагин сам подошел к Игорю, затеял разговор и что-то подарил. Игорь сказал что-то вроде: «Такую штуку подарил — закачаешься». Обещал позже показать, да видно, забыл…

— Не может быть, — ахнул Илларион. — А я-то, старый идиот… Куда же он, думаю, бежит? Адрес знаешь?

Татьяна продиктовала адрес и, не прощаясь, повесила трубку. Илларион в сердцах швырнул мобильник на сиденье и рванул с места так, что машину снова занесло.

Он справился с заносом и на предельной скорости погнал «лендровер» к дому Вагина, до которого было минут восемь езды по кратчайшему пути.

«Вагин, — думал Илларион по дороге, лавируя в потоке автомобилей и бдительно высматривая собачек, кошечек и даже голубей — сегодня любовь к животным обошлась ему слишком дорого. — Это же надо — Витька Вагин! Наш, спецназовский, афганский… да центроспасовский, в конце концов! Вся грудь в орденах, золотые руки… Только что-то тут не стыкуется. Вагин — технарь, слесарь и механик божьей милостью, а вовсе не альпинист. Конечно, на простеньком склоне и с соответствующей экипировкой и он справится, но чтобы без ничего по голой стене — нет, на это способен только Тарасов.

А двери квартир не были взломаны… Стоп! Да кто ж их осматривал, эти двери? Замок цел, зато окно нараспашку, и на подоконнике следы… А Вагин любой замок открывает. Ведь он с техникой всю жизнь на „ты“. Чего проще: вошел через дверь, открыл окошко, взял, что надо, и снова ушел. А Тарасов под боком — живет и в ус не дует, ждет, когда его сыскари заметут. Надо бы Сорокину позвонить, попросить еще раз проверить замки, но это потом…»

Он еще издали заметил знакомые «жигули» и припарковал свой помятый «лендровер» так, чтобы полностью блокировать Тарасову выезд со стоянки. Правда, внедорожник при этом оказался не столько припаркованным, сколько брошенным посреди дороги, но перспектива получить пару новых вмятин в придачу к тем, что уже имелись, в данный момент волновала Иллариона меньше всего.

Он выпрыгнул из кабины на схваченный легким морозцем асфальт. Под правым ботинком звонко захрустела тонкая, как бумага, ледяная корка, в которую превратилась вымерзшая до самого дна мелкая лужица. С неба снова падал редкий снежок, невесомые хлопья легко касались щек Забродова и оседали на его волосах и плечах старого армейского бушлата тонкими, филигранной работы звездами. Илларион пересек асфальтовую полосу подъездной дорожки и распахнул дверь. Из-под ног, скрежетнув когтями по бетону, черной тенью метнулся крупный тощий котяра, одержимый, как и все его соплеменники, параноидальным бредом — ему показалось, что Илларион явился сюда исключительно для того, чтобы завладеть его облезлой шкурой.